Психология. Зоопсихология. Поведение и психика животных Мужская психология видео

Инстинкт собственности - один из самых мучительных для детей человека: из-за собственности приходится вступать в конфликты с другими детьми. Ребенок может быть добрым, но если у него силен этот инстинкт, он не может не отнимать у других и не отстаивать то, что считает своим. Не сумев удержать собственность, он испытывает страшное горе. Нам такое дитя кажется жадным, упрямым, мы ругаем его, часто помогаем чужому малышу забрать у него игрушку - и еще более увеличиваем его горе. Несколько десятилетий назад прекрасный этолог детей доктор Бенджамин Спок призвал американских матерей изменить свое поведение, понимать и щадить детей с сильным инстинктом собственности. Эти дети теперь давно взрослые. Они не стали ни жадными, ни грабителями. А дети, из которых «жадность» выколачивали, часто становились ими.

Полагают, что у наших первобытных предков, не имевших ни сейфов, ни сундуков, ни замков, личная собственность являлась неприкосновенной. Поэтому после смерти человека никто не смел взять ее. И его орудия, его собаку, позднее его жену погребали вместе с ним. Возможно, тогда еще у людей не было идей о загробной жизни, где эти предметы могут понадобиться покойнику.

Лишение собственности или ограничение на владение ею деформирует психику и взрослого человека. Делает его агрессивным, завистливым и вороватым. Это прекрасно понимали античные законодатели, наделяя гражданским правом участвовать в выборах и защищать отечество лишь тех членов общества, у которых была собственность. Это не притеснение «правящим классом» «угнетенных», а вынужденная мера, делавшая демократию более стабильной, а войско храбрым.

В XX веке эксперимент по массовому лишению людей частной собственности ясно показал, что противодействие этому инстинкту делает людей не лучше, а хуже, чем они могли бы быть, владей они собственностью.

Сохранение собственности.

В отношении использования имеющихся у шимпанзе съестных продуктов он обнаруживает ярко выраженный собственнический инстинкт.

Тем более конечно недоволен и злобится Иони, если сам оказывается в положении обойденного куском: например вместо того, чтобы оделить лакомством самого обезьянчика, я нарочно даю это лакомство кому-либо другому, постороннему; после момента молчаливого недоумения, видя, что кусок «проплыл мимо него » , Иони немедленно намахивается на счастливого соперника и, злобясь, пытается отнимать лакомство.

Шимпанзе не любит, чтобы во время его питания даже свои люди протягивали руку не только к его еде, но и к посуде, с которой он ест, так как повидимому он усматривает в этом покушение на его собственность.

Каждого смельчака, протянувшего к нему не во-время руку, Иони резко схватывает за руку, а если это чужой, то он пытается даже укусить его.

И этот собственнический инстинкт появляется у шимпанзе не только по отношению к еде, но и ко всем предметам, которые находятся всего чаще в окружающем его обиходе, к которым он привык и которые имеет основание считать «своими » .

При этом Иони обнаруживает большую агрессивность к претендентам, покушающимся на эту его собственность, и эта агрессивность выявляется тем больше, чем менее близко и знакомо ему лицо, являющееся «правонарушителем » .

Так, в первый же день привоза к нам Иони, едва я хотела унести из комнаты ящик, в котором его привезли, он тотчас же укусил меня. Посягновение даже близких к нему лиц на его постилки, требующиеся для ежедневного освежения и выветривания, долгое время вызывало злобные протесты и неистовое ответное оспаривание, со стороны шимпанзе. Он оказывался совершенно глух, туп и бесчувственен ко всем просьбам, уговорам, крикам и даже к телесному наказанию его и ни за что не хотел отдавать свои тряпки. Он схватывал их, стараясь держать как можно крепче и подбирая их к себе, он не выпускал их из рук даже тогда, когда их тянули вместе с ним, зацеплялся не только руками, но и зубами, наваливался всем телом, если они выскальзывали. В это время шимпанзе имел совершенно необычный, как бы невменяемый вид: его глаза тускнели и становились бессмысленными, рот все время был открыт, зубы обнажены, все тело, руки и ноги находились в беспрерывном движении, то судорожно отталкивали нападающего на его имущество, то, извиваясь, цепко ухватывались за вещь и притягивали, удерживали оспариваемое. Непрерывное хриплое придыхание сопровождало всю эту возню. Сцена заканчивалась обычно двумя различными финалами: либо человек был вынужден отказаться от своих притязаний и предоставлял вещь в полное обладание шимпанзе, который окончательно забирал ее с собой в дальнее место клетки и там усаживался на нее; либо, наоборот, удачным маневром человек вырывал вещь, всегда рискуя при этом вместе с ней заполучить в свои объятия разъяренного зверька, который в эту минуту готов был искусать даже самого близкого своего покровителя. Эта ежедневная борьба за имущество шимпанзе была несколько сглажена лишь тогда, когда был введен прием обмена старых постилок на новые, приняв которые с радостным уханьем, шимпанзе беспрепятственно отдавал старые. Однажды Иони затащил к себе в клетку чужой халат, и когда обладатель этого халата задумал отнять присвоенную обезьянником вещь, шимпанзе так злобно набросился на прежнего владельца, так разъяренно раскрыл рот и гаркнул на него с таким резким, отрывистым уханьем, что пришлось отступиться от своих прав.

Предпочитание.

Нередко я давала Иони в качестве развлечения разбирать мешки с собранными в них вперемежку пестрыми лоскутами, цветными тряпками, ленточками, шнурками. Эти разбирания были одним из самых любимых развлечений шимпанзе, и он длительно, часами мог сидеть, сосредоточенно вытягивая из общей груды те или другие лоскутки, разглядывая их, навешивая себе на шею особенно понравившиеся ему - яркие, блестящие, длинные . Эти последние он ни за что не хотел отдавать назад и не позволял прятать в общую груду после разборки, а уносил к себе в угол на постилки и клал там, горячо отстаивая их от всяческих посягновений. И каждое такое разбирание заканчивалось присвоением обезьянником хотя бы нескольких вещей.

Шимпанзе неохотно отдавал мне даже особенно нравящиеся ему объекты из его учебы, например цветные костяные пластинки, по преимуществу голубого и синего цвета. Всякий раз, как Иони получал пластинки в свое полное свободное пользование, он отбирал наичаще излюбленные синие кружочки, прятал их в наиболее надежное место (в свой рот) и длительно играл и бегал с ними, ничем не выдавая этой утайки, которая обнаруживалась мной только при уборке пластинок, после их пересчитывания.

Несмотря на мои просьбы шимпанзе длительно не хотел их отдавать, пытался кусаться, если я залезала ему в рот, чтобы их извлечь, а если иногда, вняв моим настойчивым длительным уговорам, наконец, он высвобождал их изо рта, отдавал мне, - то, увы, не все, а частично, оставляя для себя хотя бы одну-другую пластинку. Я опять и опять, пересчитывала пластинки и, не досчитываясь их, опять обследовала его рот, открывая и заглядывая внутрь, но зачастую ничего не находила. Увы... Иони нередко умел меня перехитрить и запрятывал похищенное так искусно под язык и в глубине между деснами и щеками, что я могла обнаружить припрятанное только после самого тщательного осмотра всей полости рта, на что впрочем он далеко не всегда соглашался.

Нередко, взяв недозволенные объекты из его учебных принадлежностей, Иони уносил их подальше с моих глаз, забирался в темные-углы комнаты, чтобы тихонько безбоязненно заняться ими там на просторе и не быть скоро захваченным с поличным.

Я замечала, что шимпанзенку доставляет особенное удовольствие: тайное утаскивание запрещенных вещей.

Как уже было упомянуто, он с особенным воодушевлением съедает украденные им продукты. Нередко впрочем я наблюдала, как шимпанзе привлекает не столько самая вещь, сколько процесс ее похищения: однажды я застала Иони в тот момент, когда он, воспользовавшись моим выходом из комнаты, выкрал из ящика стола яблоко, хотя, взяв, не ел его; он с необычайным азартом вытаскивал из ящика стола: запрещенные для него вещи (шашки) и, взяв, убегал с ними подальше, чтобы не попасться.

Правда, что эти покражи всегда сходили ему с рук и оставались, безнаказанными, тем не менее факт нарочитого, тайного похищения запрещенных вещей приходится справедливо инкриминировать всему «шимпанзиному роду » .

У Иони есть даже предпочитаемые по форме объемные предметы, именно шарики, и он также пользуется всяким случаем, чтобы присвоить их в свой обиход, и нередко можно видеть, как он самовольно, исподтишка, убегая из своей комнаты в другие, захватывает с собой именно эту излюбленную фигурку, которой может забавляться самым разнообразным способом.

Врожденная схема поведения, побуждающая индивида отстаивать права собственности на что-то: те или иные предметы, место.

Инстинкт собственника проявляется у многих животных, в том числе птиц. Владельцы домашних животных могут наблюдать, как собака, например, защищает собственную миску, не давая другой собаке есть из неё. Если собака видит, как какая-то посторонняя собака или кошка на улице начинает ластиться к хозяину, она может устроить взбучку этому животному. В данном примере собственностью в глазах собаки выступает сам хозяин. Если дома живут два попугая и один из них сел на плечо хозяину, второй тоже может начать «ревновать» хозяина и будет пробовать согнать «злоумышленника».

Биологический смысл инстинкта собственника достаточно очевиден. Предположим, рысь путем немалых усилий поймала зайца. Часть съела, а часть оставила на завтрашний день. Так она обрела, пусть и на время, собственность. Что это значит? Это значит, что рысь тем или иным способом будет защищать эту свою новую собственность. Для начала она её припрячет под бурелом или закопает в снег. Потом будет находиться в некоторой близости – следить за собственностью. Если придет, скажем, росомаха, то рысь будет защищать остатки зайца. До разумного, конечно, предела: если росомаха окажется сильной и голодной, то, возможно, придется уступить ей.

Инстинкт собственника близок по смыслу . Скорее всего, инстинкт ревности даже произошел, развился из инстинкта собственника.

У людей инстинкт собственника сильно социализировался. И эта социализация инстинкта, очевидно, закрепилась на генном уровне. Типичный эпизод из жизни любого ребенка – у него отобрали игрушку, он говорит: «Моё! Моё!» и плачет. Плач означает, что ребенок просит вернуть ему его собственность. Просит и самого похитителя – отдать, и других людей – выступить арбитром и вмешаться. В этом и проявляется социализация инстинкта: не грубой силой отстаивать свое право собственника, а задействовав социальные механизмы.

У человека инстинкт собственника развит значительно сильнее, нежели у животных. Связано это в первую очередь с обилием собственности. У животного из собственности – ну остатки зайца, ну гнездо; потерять ни то, ни другое не является критическим. Если же современный богатый человек потеряет всю свою собственность, он не умрет, но образ его жизни кардинально поменяется, социальный статус резко упадет, «даже» привлекательность для лиц противоположного пола снизится до минимума.

Социальное устройство общества очень сильно завязано на этот инстинкт. Даже в названиях форм общественного строя четко указывается кто кем владеет: рабовладельчество («Я имею рабов»), феодализм («Я имею большие участки земли»), капитализм («Я владею средствами производства»), социализм («Я ничем не владею, все общее»).

Показателен крах социалистической идеи, которая во многом (если не во всем) объясняется противоречием ее инстинкту собственника. Как оказалось, человеку очень сложно находиться рядом, быть ассоциированным с потенциальной собственностью (что бы это ни было) и при этом не считать ее собственностью: «Это мой уютный кабинет ректора, и я решаю, кого принимать в институт, а кого нет», «Это мои солдаты, пусть мне дачу строят», «Это мой кожаный портфель министра, я его никому не отдам», «Я сам вырастил эти три колоска, значит могу взять их домой покормить детей» и так далее. Можно иногда услышать, что Советский Союз погубила бесхозяйственность, но, скорее всего, даже наоборот: слишком хозяйский подход ряда индивидов развалил страну.

Слишком сильное развитие инстинкта собственника у отдельного человека может способствовать развитию у него качества, которое называется .

А вот более забавные примеры. У хвостатых приматов детеныш, обследуя мир, сохраняет спасительный контакт с матерью, держась за ее хвост. Макаки, воспитанные на макетах матерей с длинными хвостами, вырастали более смелыми и общительными, чем воспитанные на макетах с короткими хвостами или вовсе без хвостов, потому что имели больше возможностей обследовать мир. Миллионы лет у всех гоминид нет хвоста, а инстинкт цепляться за хвост сохранился. Ребенок, если он волнуется, цепляется вместо хвоста за юбку матери. Совет: если вы - мать, выходите на прогулку с ребенком в узких джинсах, совсем не лишне было бы повязать на пояс искусственный хвост. Выше уже сказано, что ребенок, родившись, инстинктивно ищет мать, покрытою шерстью. Когда он волнуется или хочет спать, ему очень хочется, чтобы рядом был пушистый предмет - игрушка, одеяло, волосы матери. Инстинктивная потребность - успокоить себя контактом с матерью - остается на всю жизнь. В любом возрасте чаще других слов человек в отчаянии кричит: «Мама!» И хватается руками за шерсть, которая всегда под руками, - за собственные волосы. Точно так же поступают несчастные обезьянки, у которых на глазах экспериментаторы хватают и утаскивают мать. Но они хватаются за собственную шерсть в любом месте своего тела, так как она есть везде.

Метод «Каспар-Гаузенов». В таких безжалостных опытах с «искусственными матерями» этологи опровергали теоретиков «табула раса» и «рационалистических» методов воспитания человеческих детей. Поставленные перед жестоким выбором между «матерью ласковой» (мягкой), но некормящей, и «неласковой» (проволочной), но кормящей, дети приматов, с рождения никого не видавшие, выбирают «ласковую мать».

Инстинкт собственности - один из самых мучительных для детей человека: из-за собственности приходится вступать в конфликты с другими детьми. Ребенок может быть добрым, но если у него силен этот инстинкт, он не может не отнимать у других и не отстаивать то, что считает своим. Не сумев удержать собственность, он испытывает страшное горе. Нам такое дитя кажется жадным, упрямым, мы ругаем его, часто помогаем чужому малышу забрать у него игрушку - и еще более увеличиваем его горе. Несколько десятилетий назад прекрасный этолог детей доктор Бенджамин Спок призвал американских матерей изменить свое поведение, понимать и щадить детей с сильным инстинктом собственности. Эти дети теперь давно взрослые. Они не стали ни жадными, ни грабителями. Дети, из которых «жадность» выколачивали, часто становились ими.

Полагают, что у наших первобытных предков, не имевших ни сейфов, ни сундуков, ни замков, личная собственность являлась неприкосновенностью. Поэтому после смерти человека никто не смел взять ее. И его орудия, его собаку, позднее его жену погребали вместе с ним. Возможно, тогда еще у людей не было идей о загробной жизни, где эти предметы могут понадобиться покойнику.

Лишение собственности или ограничение на владение ею деформирует психику и взрослого человека, делает его агрессивным, завистливым и вороватым. Это прекрасно понимали античные законодатели, наделяя гражданским правом участвовать в выборах и защищать отечество лишь тех членов общества, у которых была собственность. Это не притеснение «правящим классом» «угнетенных», а вынужденная мера, делавшая демократию более стабильной, а войско храбрым.

В XX веке эксперимент по массовому лишению людей частной собственности ясно показал, что противодействие этому инстинкту делает людей не лучше, а хуже, чем они могли бы быть, владей они собственностью.

Мы с вами уже поняли, что в древности мы были собирателями. А в детстве? В детстве мы все собиратели. Ребенок еще ползает, но уже все замечает на полу, подбирает и тянет в рот. Отучить его от этого занятия просто невозможно. Став постарше, он значительную часть своего времени удовлетворяет свои инстинктивные позывы, собирая всякую всячину в самых разных местах. Какая мать не приходила в ужас от переполненных карманов, набитых самыми неожиданными предметами - орехами, косточками, раковинами, камешками, кусочками цветных стекол, железками, тряпочками, веревочками, зачастую вперемешку с жуками, пробками, проволочками?! У кого в детстве родители не обнаруживали однажды и не разоряли припрятанный где-нибудь в укромном уголке клад, столь дорогой сердцу собирателя всякой всячины?! А многим пришлось пройти и через зашивание карманов как наказательно-воспитательного средства. Почему бы нам не перестать воевать с этим в сущности безобидным проявлением инстинкта? Почему бы не позволить детям удовлетворять его позывы? Вы ведь и сами что-нибудь собираете: дедушка - книги, бабушка - кулинарные рецепты, папа - марки, мама - тряпочки. В основе ваших пристрастий лежит все та же потребность собирать, только объекты ее стали свойственными взрослому человеку.

Замещающее поведение широчайше распространено среди животных. Два петуха конфликтуют. Драки не миновать. Один напирает, а другой боится драться, но и отступить не хочет. И в самый драматический момент он вдруг начинает клевать мнимые зерна. Забияка растерян: пищевое поведение второго петуха совсем не агрессивно, драться не с кем. Попробуйте давать ребенку задачи возрастающей трудности или затейте неприятный для него разговор, принудите его делать что-нибудь скучное. И вдруг - экая бестия! - он неожиданно переключит ваше внимание на другое. Что-нибудь спросит, увидит что-то за окном, уронит что-то на пол, а то и скажет, что звонят в дверь. Иногда он кажется не по возрасту хитрым, находчивым, лживым. Но пока все это не он придумал - сработала, спасая его из сложной ситуации, программа замещающего поведения. В таких ситуациях некоторые насекомые ведут себя не менее хитро. Часть ученых считает, что ложь, такое, если вдуматься, странное поведение столь точной машины, как мозг, имеет в основе своего формирования программы замещающего поведения.

Пример переадресования поведения: лось, в присутствии соперника, который его раздражает и которго он боится, переадресует свою агрессию безопасному кусту.

У собак замещающее поведение похоже на детское. Даже этолог, прекрасно знающий, как проявляются инстинктивные программы, часто затрудняется, к чему отнести те или иные действия собственной собаки. Когда ваш четвероногий друг, перед тем как лечь, скребет лапой паркет (это сработала начальная часть врожденной программы - образование центральной ямки в траве и земле), а затем, изогнувшись дугой, крутится на месте (это следующая часть программы - примятие травы в форме лунки), то все ясно: ваша собака полностью перешла на инстинктивное поведение. Ведь она прекрасно видит, что никакой травы вокруг нет, а в том, что паркет бесполезно рыть лапой, убеждалась сотни раз. Но вот когда та же собака, чтобы прекратить ваше скучное для нее занятие, вдруг бросается с лаем к калитке во дворе или к входной двери в доме, изображая, что пришел кто-то посторонний, и не успокаивается, пока вы не прекратите свое скучное занятие и не займетесь ею, очень трудно понять, хитрый ли это замысел или замещающее поведение.

Пример замещающего поведения: побаиваясь соперника, лось вдруг начинает изображать пищевое поведение, с точки зрения соперника, безобидное и к ссоре отношения не имеющее.

Когда дипломаты двух стран, получив инструкцию затягивать переговоры, годами на полном серьезе обсуждают вопрос о протоколе и повестке дня, возможности программы замещающего поведения проявляются в полном блеске.

Инстинкт собственности

Инстинкт собственности - один из самых мучительных для детей человека: из-за собственности приходится вступать в конфликты с другими детьми. Ребенок может быть добрым, но если у него силен этот инстинкт, он не может не отнимать у других и не отстаивать то, что считает своим. Не сумев удержать собственность, он испытывает страшное горе. Нам такое дитя кажется жадным, упрямым, мы ругаем его, часто помогаем чужому малышу забрать у него игрушку - и еще более увеличиваем его горе. Несколько десятилетий назад прекрасный этолог детей доктор Бенджамин Спок призвал американских матерей изменить свое поведение, понимать и щадить детей с сильным инстинктом собственности. Эти дети теперь давно взрослые. Они не стали ни жадными, ни грабителями. Дети, из которых «жадность» выколачивали, часто становились ими.

Полагают, что у наших первобытных предков, не имевших ни сейфов, ни сундуков, ни замков, личная собственность являлась неприкосновенностью. Поэтому после смерти человека никто не смел взять ее. И его орудия, его собаку, позднее его жену погребали вместе с ним. Возможно, тогда еще у людей не было идей о загробной жизни, где эти предметы могут понадобиться покойнику.

Лишение собственности или ограничение на владение ею деформирует психику и взрослого человека, делает его агрессивным, завистливым и вороватым. Это прекрасно понимали античные законодатели, наделяя гражданским правом участвовать в выборах и защищать отечество лишь тех членов общества, у которых была собственность. Это не притеснение «правящим классом» «угнетенных», а вынужденная мера, делавшая демократию более стабильной, а войско храбрым.

В XX веке эксперимент по массовому лишению людей частной собственности ясно показал, что противодействие этому инстинкту делает людей не лучше, а хуже, чем они могли бы быть, владей они собственностью.

Полны карманы всякой всячины

Мы с вами уже поняли, что в древности мы были собирателями. А в детстве? В детстве мы все собиратели. Ребенок еще ползает, но уже все замечает на полу, подбирает и тянет в рот. Отучить его от этого занятия просто невозможно. Став постарше, он значительную часть своего времени удовлетворяет свои инстинктивные позывы, собирая всякую всячину в самых разных местах. Какая мать не приходила в ужас от переполненных карманов, набитых самыми неожиданными предметами - орехами, косточками, раковинами, камешками, кусочками цветных стекол, железками, тряпочками, веревочками, зачастую вперемешку с жуками, пробками, проволочками?! У кого в детстве родители не обнаруживали однажды и не разоряли припрятанный где-нибудь в укромном уголке клад, столь дорогой сердцу собирателя всякой всячины?! А многим пришлось пройти и через зашивание карманов как наказательно-воспитательного средства. Почему бы нам не перестать воевать с этим в сущности безобидным проявлением инстинкта? Почему бы не позволить детям удовлетворять его позывы? Вы ведь и сами что-нибудь собираете: дедушка - книги, бабушка - кулинарные рецепты, папа - марки, мама - тряпочки. В основе ваших пристрастий лежит все та же потребность собирать, только объекты ее стали свойственными взрослому человеку.